Теперь уже хочется как-то быстрее. Не бегом, конечно, но все-таки… А вдруг не успею?
Что не успею? «Спасибо» сказать.
Может быть, это лично мое, так уж получилось, у других, наверное, по-другому. Но у меня то, что я стала журналистом и сумела как-то въехать и чуть-чуть разобраться, что же это за профессия такая — журналистика… Это для меня сделал Юрий Рост.
То есть он ничего лично для меня никогда не делал и знать меня не знает. Только однажды, когда я ему напомнила про карточку «Хлеб» (а я думала до работы не доеду, когда в метро раскрыла «Комсомольскую правду»), Рост немного оживился и даже чуть-чуть повернулся в мою сторону. Но не доповернулся, не посмотрел на меня, только в мою сторону сказал: «Да-да, была такая карточка, припоминаю…» И улыбнулся — внутри себя.
А я смотрела на него изо всех сил в надежде (впрочем, совершенно пустой) понять — чуть, чуть, хоть зацепиться за что-нибудь: а как он это делает? Глазами или мозгами? Вот там в голове должно было такое что-то сработать, чтобы ТАК увидеть эту руку с чуть опущенной ладонью, на которой те самые 125 блокадных грамм. И не в морду тебе, а вот в самое твое нутро. На протянутой ладони — тебе. Оттуда, из блокады — сюда, в полное благополучие, где вообще неизвестно, сколько весит хлеб. Ну, вот кусок хлеба, обыкновенный — он сколько весит? Да никто никогда не взвешивал.
Вот тогда я поняла, что журналист это, прежде всего, человек, который умеет видеть. Умеет видеть другого человека. И через него — время. И их вместе: человека и его время. А оно, его время, всегда перетекает в наше.
- В своей работе, врать вы не имеете права, — сказал нам, молодым журналистам, Юрий Рост на семинаре в Репино. — А чтобы не врать, пишите про своих друзей. Ведь они прочитают, и вам будет стыдно, если в вашем материале будет неправда.
И вот с этого момента профессиональная совесть для меня стала абсолютно личной. Про друзей не всегда удавалось писать. Но я всегда думала: а вдруг он был бы моим другом, что тогда? Еще повезло, что работала я сначала в заводских газетах. До «Ленправды» далеко, а в свою многотиражку плюнуть в морду журналисту-дураку мужики не поленятся дойти. И у меня был как раз случай.
Сейчас не помню, что, но какое-то техническое нововведение в одном цехе придумали, внедрили, большая польза от этого была. И мне долго мужики про это рассказывали. А на следующий день — бабах! — выходит заметка про это самое изобретение, непонятно откуда взявшаяся. Информация. В 30 строках — полная белиберда.
И я хватаю пальто (зимой дело было) бежать в цех объясняться. Что, мол, не я это. А навстречу мне по заводскому двору в распахнутом пальто с этой самой газетой в руках бежит мастер, с которым я разговаривала, — в ярости. И я начинаю орать на все производство за двадцать метров до него: «Это не я! Я еще ничего не написала! Это из отдела новостей непроверенная информация прошла!..»
И мы добежали друг до друга и встали как вкопанные. Он газетой перед моим лицом махает, а я рыдаю почти, хоть и не виновата, а получается, что виновата. И мне 23 года. Предприятие называется НПО «Позитрон», а газета — «Маяк». И Роста я тогда еще не слышала. Но когда услышала, сразу поняла: да, вот он прав-то, вот кого послушать надо. Может, я и не очень умная, но и не совсем идиотка.
Он дружил с нашей Еленой Сергеевной Шарковой из Дома Журналистов. И бывал на семинарах, на встречах, на каких-то еще мероприятиях. И на Факультете я его тоже слышала, раза два.
Тогда было правило: раз в два года, не реже, обязательно проходить какую-нибудь школу повышения квалификации. Потому что раз в пять лет объем информации на планете Земля удваивается. И если ты не будешь соответствовать, то какой ты, на фиг, журналист? И Факультет, и Домжур в этом смысле старались нам дать по полной: все, что можно было достать. (В смысле кого можно было привлечь к проведению семинаров).
А читала я его ровно столько, сколько публиковалось его материалов. Рост — с доставкой на дом, в «Комсомольской правде». потом — в «Литературке». Как раз вся моя юность. Он закончил наш Факультет и начал работать в «Комсомолке» в 67-м году, я в тот год школу закончила. В 69-м поступила. В 75-м закончила. А в 76-м вышла его заметка «Два года ждет» про овчарку, которая жила во Внуково и ждала своего хозяина с каждого рейса. Но «Хлеб», по-моему, вышел раньше. К нашей блокадной дате. 73-й, наверное, — 30 лет было прорыва блокады Ленинграда.
Конечно, я читала не только Роста. Были еще Василий Песков, Ольга Чайковская, Ольга Кучкина, Евгений Богат. И другие. Но все-таки Рост был особенный. Потому что у него всегда были тексты и фотографии. Свои. Тексты небольшие (и он умудрялся сказать в них все). Плюс уникальные фотографии. Вот отслеживая его работу, я узнала и поняла, что такое авторская фотография.
Ну, потом он и Сахарова снимет так, как никто не снимет.
Пишите о своих друзьях… Он и писал о друзьях, и люди, о которых писал, становились его друзьями. У меня так тоже бывало. Иногда.
Я не примазываюсь. У меня был и остается в жизни ориентир. И вот Николай Солодовников… (ну, молодец все-таки парень!) делает #ещенепознер# про Юрия Роста.
Рост старше меня на 10 лет. Как Бродский. Но интересы — очень близкие. Тот же джаз. Или Пушкин. Или фильмы Иоселиани.
Но вот тут он продолжает говорить о том, о чем говорил почти полвека назад, о дружбе. Которую почитает выше многих других ценностей. Потому что она бесплатна. Но!
«Дружба — вещь затратная», — говорит Юрий Рост. Потому что требует времени. Душевных сил. Щедрости сердца.
Когда-то надо мной хохотала вся «Смена»: Курапцева работает журналистом, потому что любит людей. Ха-ха-ха.
Да, люблю. И я не одинока. Именно поэтому и работает в нашей профессии Юрий Рост. Надеюсь, что не только он. И наград у него немярянно. И правильно. Ведь он создал «Групповой портрет на фоне века и мира». Из своих друзей, из тех людей, которых любит.
Спасибо, Юра. Фу-ууу-уу. Успела.
Комментариев нет:
Отправить комментарий