Творчество: Миф Пигмалиона

Джозеф Кемпбелл (1904–1987), американский исследователь мифологии, наиболее известен благодаря своим трудам по сравнительной мифологии и религиоведению. О нем можно и нужно писать отдельно. Но меня уже давно волнует его идея о «личном мифе»: чтобы выплыть из сумасшедшего мира в какие-то блаженные просторы, надо определить, по какому мифу ты живешь, и попробовать его «отыграть», как отыгрывали свои мифы первобытные племена в известных только им ритуалах.

Джозеф Кэмпбелл

И вот, разбираясь со своими душевными «внутренностями», меня вдруг посетило озарение: творческие люди (а я принадлежу именно к ним) отрабатывают в своей жизни Миф Пигмалиона.

Мы живем своим творчеством среди своих творений, какими бы они ни были: листочки со стихами, картины, музыка, куклы, рукописи… Да стоит ли перечислять? Но главная цель художника — причем не одно столетие! — сделать свои творения достоянием социума и заставить этот проклятый социум оплатить творческому человеку его возможность творить. Не продается, как известно, вдохновенье, но можно — и нужно! — рукопись продать…

И вот в этой точке мы отпадаем от Мифа Пигмалиона, как иные люди отпадают от Бога.

Что случилось с Пигмалионом? Вообще-то он не был творцом и даже скульптором. Как гласит легенда, Пигмалион был царем острова Кипр, сыном Бела и Анхинои. Он высек из слоновой кости статую и полюбил ее. Дарил ей подарки, одевал в дорогие одежды, но статуя продолжала оставаться статуей, а любовь безответной. Во время праздника, посвященного Афродите, Пигмалион обратился к богине с мольбой дать ему жену столь же прекрасную, как и выполненная им скульптура. Осмелиться попросить оживить свое изваяние Пигмалион не решился. Тронутая такой любовью, Афродита оживила статую, которая стала женой Пигмалиона… Еще более глубокий слой этого мифа — сказка о Спящей красавице.

Миф Пигмалиона можно было бы трактовать как миф любви, но он очень популярен именно как миф творения.

Что такое творение? Вопрос очень запутан философами и религоведами. В любой церкви вам скажут, что вы — тварь дрожащая и никакого права ни на что не имеете. Наш «тварный» мир — это какая-то ошибка Бога, отвратительное место, где люди извратили и изгадили замысел Всевышнего... Но! Любой человек, отваживаясь творить, уподобляет себя именно Богу (а куда деться?). Пигмалион — частный, производный случай от общего правила. Творец всегда бросает вызов Богу... Или Дьяволу. Эту аналогию легче всего проследить в «Сильмарильоне» Толкина. Там мир был создан из музыкальной темы, заданной Иллуватором и распетой Айнами, но Мелькольм ввел свою, новую тему, и даже Иллуватор не смог ее исключить из общего замысла Симфонии Жизни — и отсюда через долгое-долгое время возникла Тьма, Мордор и Властелин Колец.

Но есть и другие концепции. Мне уже приходилось цитировать Станислава Грофа, который, на мой взгляд, сформулировал это достаточно точно: «Наша Вселенная, содержащая мириады отдельных сущностей и элементов, по своей глубочайшей природе является одним-единственным существом исполинских размеров и невообразимой сложности... Мы в истинной своей природе тождественны с космическим творческим принципом... Поскольку между психикой индивида, любой частью творения и самим космическим принципом нет абсолютных границ, то каждый из нас абсолютно тождествен с божественным источником творения…»

То есть, занимаясь творчеством, мы просто выражаем принцип творения, заложенный в основе Вселенной. Не меньше, но и не больше. Ни один творец не может уподобиться Богу, поскольку он является частью общего творческого процесса, не отличаясь от женщин и Земли, которые творят саму жизнь.

Миф Пигмалиона как прагматическая модель помогает, как мне кажется, многое понять. В чем я вижу здесь противоречие с жизнью художника (творца) сегодняшнего? Место Афродиты занимает социум, возведенный в ранг божества, который и должен «оживить» наши творения, придав им статус и социальную значимость. Не для нас! Для нас все, что мы создаем, значимо изначально, наша награда — сам творческий процесс, который и делает нас «проницаемыми для трансцендентного» (как писал Джозеф Кемпбелл).

Кроме того, Миф Пигмалиона совершенно иначе трактует суть творчества — как дело сугубо интимное. Пигмалион свою ожившую скульптуру не стал водить по рынкам и показывать за деньги, она стала его женой, возлюбленной, ожившим творением, принадлежащим лично ему. То есть здесь весь процесс замыкается внутри самого творца.

Как говорил Станиславский, «любите искусство в себе, а не себя в искусстве». Я бы уточнила: любите жизнь в себе, а не себя в жизни, тем более в творчестве.

Существует два способа творчества. Можно создавать какие-то произведения, все больше и больше и пытаться их продавать. А можно превратить себя в процесс творчества и стать не творцом, а творчеством. Про таких людей мы говорим: они сожгли себя.

Кого я имею в виду? Прежде всего — Ван-Гога, это самый яркий пример. Он шел, шел — и вошел в состояние, где уже невозможно было разделить художника и процесс написания картины. Он переливал в полотна самого себя, свою страсть, свое видение запредельного, которое уже не позволило ему вернуться назад, в обычный мир. В этом состоянии он не мог думать о деньгах, о продаже картин, о какой-то мифической «благополучной жизни» на старости лет.

Да, совсем немногие так истово отдаются творчеству. Большинство из нас проживают самую обычную жизнь, потому что уйти в то состояние, которое любому творческому человеку знакомо, навсегда — значит отказаться от жизни, какой мы ее знаем. Страшно…

Кто из нас счастливее: Ван-Гог или художник, жаждущий для своих произведений коммерческого успеха?

Мне лично кажется, что наиболее счастлив — Пигмалион. Он сделал себя счастливым благодаря своему творчеству и благодаря безграничной любви к своему творению.

Большего и не надо.