Девяностые: экономика, неплатежи, свобода слова

Это произошло практически в один день: замечательному актеру и очень уважаемому мной человеку, Олегу Валерьяновичу Басилашвили присвоили звание «Почетного гражданина Санкт-Петербурга», а в газете «Аргумента и факты» вышло его интервью, в котором он назвал 90-е годы «святыми»…

Не возьмусь комментировать высказывание Басилашвили, он имеет право на свою точку зрения. Но его интервью развернуло мой взгляд в те самые 90-е, которые пережили все из нас, ныне живущих. А многие — не пережили.

Не хочу «живописать» ужасы тех лет. Я приведу один факт того, как для меня, журналиста закончилась свобода слова. Это случилось в 1994 году. Я тогда работала в газете «Вести» (орган правительства Ленинградской области). Впервые мой материал, а я была к тому времени достаточно известным в городе журналистом, пошел гулять по рукам в редакции, и один из замов сделал глубокомысленный вывод, что печатать его нельзя.

Случилось так, что именно с началом ваучерной приватизации я стала экономическим обозревателем. Кое-что я об экономике знала, поскольку много лет работала в многотиражках крупных промышленных предприятий Ленинграда. Но темой моей собственно экономика никогда не была.

И вот теперь, в газете «Вести» я была вынуждена нырнуть как в макро, так и в микроэкономику. И первое, с чем я столкнулась — финансы, бюджет, неплатежи. Я ничего не могла в этом понять. А главное, я не могла понять, что  такое  отсутствие оборотных средств на счетах предприятий.

Больше всего меня поражало, что заводы стоят. А как это вообще может  быть?  Стоит  «Кировский завод»...  Я не была на «Кировском», но точно знала, что загибаются мой «Позитрон» и мое ЛОМО. И представить себе эту картину не могла. А склады, а незавершенка, а оборудование, которого половину можно просто продать?..

И вот в один прекрасный день пришел мой любимый «КоммерсантЪ», а там — известные «Материалы» правительственных аналитиков по проблеме неплатежей.

Не могу сказать, что он меня поразил — заинтересовал. Прежде всего — принципом анализа. И я решила посмотреть с этой точки зрения показатели предприятий Ленинградской области.

Пока никаких далеко идущих планов у меня не было. Я хотела поговорить о неплатежах с министром экономики правительства Галиной Петровной Оксютик, но она была все время занята, хотя незадолго до этого дала мне больше интервью. Я пыталась узнать, как собирается участвовать в погашении взаимных неплатежей Центробанк (Территориальное управление по Ленинградской области) — мне сказали что-то невразумительное: мол, Москва решит, тогда мы будем исполнять.

Мне начинало казаться (не в первый раз), что я полная дура: меня интересует проблема, до которой никому нет дела...

Тут я случайно узнала, что все лето работала комиссия правительства Ленинградской области по неплатежам, существует какая-то записка на эту тему, которую никто для меня не мог найти. Пожалуй, впервые я заподозрила что-то неладное именно в этот момент.

Совершенно непричастную к делу женщину, которая помнила меня по «Смене», я уговорила дать мне на пару дней бумажки этой комиссии. Я изображала из себя дуру,  плела что-то несусветное, а у самой тряслись руки, потому что понимала: я пытаюсь выкрасть из государственного учреждения  секретную  информацию, которую мне никто по доброй воле не даст.

Я сделала ксерокс всех бумажек. Это был анализ трех промышленных предприятий области. Уже дома с головой влезла в них… И вот тут-то до меня и дошло, во что я встряла. «Как сказал про Ахматову Иосиф Бродский, «спала пелена».

По-моему, прямо наутро я села писать материал и писала его без перерыва двенадцать дней. Первоначально он назывался «Неплатежи — самая крупная афера ХХ века». Так назывался и мой файл — «afera». Файл сохранился, несмотря на все перемены жестких дисков, процессоров и покупки новых компьютеров. Только на винчестере он и сохранился. Вот этот материал.

НЕПЛАТЕЖИ: «ТРУБОПРОВОД» ДЛЯ ПЕРЕКАЧКИ ДЕНЕГ

     * Объем взаимных неплатежей на территории России

     исчисляется суммой в 112 триллионов рублей

     * Если эти деньги не работают в промышленности,

     значит они работают в других секторах экономики

     * Кто отвечает за откачку ресурсов из оборотных средств

     отечественной промышленности

     Наталья КУРАПЦЕВА, обозреватель

Право на получение информации

Случилось так - так, наверное, и должно было случиться  - что выгнали меня из арбитражного суда. Оказалось, что с диктофоном являться в кабинет заместителя председателя арбитражного суда Санкт-Петербурга  и  Ленинградской области Людмилы Александровны Баталовой недопустимо. Можно подготовить и передать вопросы (ответ не гарантируется) — и уже смело писать материал, который до публикации должен лечь на стол лично Людмиле Александровне.  

С таким уровнем запретов мне не приходилось сталкиваться со времен обкома партии и первых отделов на военных предприятиях. О том, что существует закон о печати и свобода информации, в арбитражном суде, очевидно, никто не слышал. Как я выяснила впоследствии в конфиденциальных беседах с коллегами по перу, арбитражный суд — один из самых  сложных нашем городе адресов для  журналистов.

А это значит, что реальной информации о положении дел на предприятиях никто получить не в состоянии, поскольку на сегодняшний день при наличии тысячи различных точек зрения на проблему арбитражный суд является как бы последний инстанцией в разрешении экономических конфликтов. Сколько исков рассматривает суд о просроченных платежах? Неизвестно. Попасть на заседание невозможно. А Людмила Александровна Баталова — никто иной, как экономический цензор. Причем цензура осуществляется не в интересах страны или региона, а в интересах исключительно самого арбитражного суда.

Таким образом, ответ на вопрос, что же происходит на самом деле с неплатежами предприятий друг другу — не знает никто, даже арбитражный суд. Или не хочет знать.

Картины гатчинской осени

Когда я ехала к председателю ассоциации  промышленных предприятий Валерию Николаевичу Глебову, то предполагала, что он разложит мне систему неплатежей «по полочкам», во всяком случае в нашем регионе. Но он сформулировал тезисы достаточно известные: виноваты прежде всего монопольные сырьевые отрасли, пользующиеся всяческими поблажками правительства, запаздывание финансирования по конверсионным программам и отсутствие государственного регулирования в экономике.

- Когда мы говорим о необходимости государственного регулирования, — горячился Валерий Николаевич, — нас обвиняют в том, что мы хотим обратно. Да не хотим мы обратно!.. Сегодня все готовы и хотят работать в рыночных условиях, но надо  чтобы  правила  игры соблюдались — и со стороны промышленных предприятий, и со стороны государства...

Валерий Николаевич, как и большинство его коллег из промышленности, предъявляет  государству счет — за непродуманную систему высоченных налогов, за «неподъемные» цены не энергоносители, за железнодорожные и прочие тарифы.

И ни слова о том, что промышленным предприятиям области должны сотни миллиардов рублей другие регионы и даже другие страны. Да неужели, если бы мне кто-то задолжал сто тысяч, я бы в первую очередь жаловалась на повышение квартплаты?..

На проходной гатчинского завода «Буревестник», где много лет директорствует Глебов, нарядная табличка «Таможня» — помещение сдается в аренду. Рядом с проходной — кривой, полусгнивший деревенский колодец. И редко-редко вдалеке мелькнет прохожий. На территории  самого завода — звенящая тишина и пустота. Нефункционирующая столовая закрыта на амбарный замок. А по шоссе вдоль железной дороги, где трясется раздолбанная электричка, бесшумно скользят сверкающие мерседесы...

Эта картинка — реально существующая! — есть не что иное, как потрет нашей российской экономики. Художник Василий Перов, картина называется «Безутешное горе».

- Ну вы же понимаете, — сказал в конце разговора Валерий Николаевич, — что если сегодня уже жить нельзя, а кто-то имеет должников и живет, значит, существует у нас  жировая прослойка... Это мое  мнение. Вы согласны?..

Правила игры

Понять что-либо в экономике невозможно, потому что в сознании мельтешат  новые  термины, ну  никак не приложимые к российской действительности. Например: «сегменты рынка». Виктор Черномырдин в одном из своих последних интервью говорил о том, что в некоторых сегментах рынка у нас накоплено денег значительно больше, чем в других. Что бы это могло значить?

Китайская грамота, в которую сегодня упакованы все сообщения о состоянии дел в экономике, может смутить кого угодно. И смущает. Среди «рыночных» терминов самым понятным словом остается «кризис», все остальное под силу понять сугубым теоретикам-экономистам. Куда уж нам, простым смертным, лезть соответствующим рылом в «сегменты рынка»?

Нам объяснили: кризис в экономике, вызванный... (понять бы еще, чем он вызван!), усугубляется инфляцией и неплатежами. Инфляцию правительство в будущем году обещает  довести до уровня 5-6 процентов в месяц. Уже в нынешнем году ее уровень  значительно понизился, что в целом очень здорово (в этом месте почему-то слышатся интонации Михаила Жванецкого)...

Но, с другой стороны, председатель Центробанка Виктор Геращенко заявляет, что в 1994 году наблюдается беспрецедентный за годы реформ спад в сфере материального производства. Сентябрьский взлет доллара сокрушил все благие пожелания о снижении уровня инфляции.

Так что термины терминами, доллары долларами, а что происходит в экономике, в частности в промышленности, которая стоит по всей стране, понять совершенно невозможно. Как может быть, чтобы колоссальные производственные мощности простаивали и не приносили прибыль? Этот наивный вопрос, далекий от экономической теории, остается одним из главных на повестке дня.

За последний год в наше сознание прочно внедрена мысль о том, что «плохое» правительство довело промышленные предприятия до состояния полной неплатежеспособности, а теперь отказывается проводить взаимозачеты, на которых настаивают все здравомыслящие люди. В том числе и правительство Ленинградской области, прекрасно понимающее все трудности предприятий.

Провести взаимозачеты, сделать нормальными налоги и, как самая кардинальная мера, — сместить правительство. Таковы должны быть ближайшие шаги по выходу из экономического кризиса. Правила игры на рыночной баскетбольной площадке таковы, что неизбежно подводят именно к такому выводу.

Правительство при этом уже оседает под напором атакующих и принимает решение о проведении территориальных взаимозачетов, которые по-тихому в Ленинградской области, как и в некоторых других регионах, уже проводились раньше. Взаимозачеты друг с другом собираются проводить сырьевые отрасли, объединившись в финансовый картель. Вот когда это случится, они установят такие цены на энергоносители...

Холодный пот почему-то пробивает от такой перспективы. И тюкает  в голове мысль: что же это за сегменты рынка, где накоплено много денег? Может это и есть та «жировая прослойка»,  о которой обмолвился Валерий  Николаевич Глебов?

Вопрос из президиума

На одном из майских совещаний  в правительстве Ленинградской области губернатор Александр Семенович Беляков задал вполне резонный вопрос:

- Откуда берутся неплатежи? Денег нет, а в уставной фонд коммерческого банка предприятие перечисляет 1 миллиард рублей. Это вопрос...

Предприятие было названо, но я сознательно опускаю его название.

После этого совещания была создана комиссия по проблеме неплатежей во главе с первым заместителем председателя правительства Юрием Анатольевичем Павловым. Комиссия работала все лето, ее результаты не обнародованы до сих пор и никто, судя по всему, не собирается рассказывать, что же комиссия обнаружила.

Мне пришлось разговаривать о проблеме неплатежей со многими людьми...  Вернее как раз не пришлось — они всячески уходили от разговора и оказывались невероятно занятыми на неделю, две, месяц. А если встреча все-таки происходила, слова говорились исключительно обтекаемые — о том, что это не только проблема нашей территории, что виноваты налоги и кризис производства, что нужны инвестиции, инвестиции и еще раз инвестиции.

В середине лета дебиторская задолженность предприятий области составила около 700 млрд. руб. Такой же цифрой выражалась кредиторская задолженность. Сегодня, очевидно, эти показатели уже возросли. Мы при этом машем ручками от восторга, что американский инвестиционный фонд впрыскивает в экономику области 600 млн. руб. Несопоставимые цифры, их не приходится даже обсуждать.

Итак, вопрос был задан. Ответ на него не получен. Все свыклись с мыслью, что у промышленных предприятий просто нет денег. И встает резонный вопрос, как формировать бюджет будущего года (а это, кстати, наши социальные гарантии), если отчислений в бюджет нет и, судя по всему, не предвидится.

Но ведь этого не может быть, потому что не может быть никогда: единственное место на земле, где рождаются деньги... Нет, неправильно — это не печатный станок и не коммерческий ларек. Деньги рождаются там, где создаются материальные ценности, то есть в промышленном производстве в первую голову. И если у предприятия, которое добывает уголь, перерабатывает нефть, выпускает станки или молоко, нет денег, на то должны быть очень серьезные причины.

Ответ из … зала

Рабочие (пардон, акционеры АО «Фосфорит) сформулировали ответ на этот вопрос: «На «Фосфорите» волевым решением изъяты оборотные средства. Где они и на кого работают?»

Примерно в то же время, когда рабочие «Фосфорита» добивались того, чтобы их познакомили с результатами аудиторской проверки своего предприятия, в Москве работала правительственная комиссия, подготовившая документ под названием «О причинах неплатежеспособности предприятий и мерах по ее устранению. Материалы к докладу комиссии, образованной по распоряжению правительства РФ N693-р от 16.05.94».  «Материалы» почти дословно перепечатаны журналом «КоммерсантЪ» (N 34 от 13 сентября). Но кто у нас читает «КоммерсантЪ»? (Эти материалы были опубликованы единожды, и больше нигде не всплывали. – Н.К. 2012).

В документе все исследованные предприятия обозначены условными обозначениями, для авторов аналитической записки в правительство важен не адрес, а сам экономический анализ. Его проводили на основании соотношения средств, вложенных в производство (так называемые активы производства прибыли), к тем, которые ушли на погашение дебиторской или кредиторской задолженности.

Цитирую:

«Итак, неплатежеспособные предприятия, мобилизуя в свои оборотные фонды 93% заемных средств (85% внебанковского кредита и 8% банковского), большую часть из них (55%) «транзитом» переправляют дебиторам. Главной функцией оборотных средств при такой структуре баланса становится не производство собственной прибыли, а содержание дебиторов или тех, кому предприятие отгружает продукцию или оказывает услуги без предоплаты».

На первый взгляд ничего удивительного в этом выводе нет. Недавний бензиновый «кризис» в Петербурге бесспорно доказал, что именно дебиторская задолженность является основной причиной любых экономических срывов. Объединению «Киришинефтеоргсинтез» (называю его, потому что скандал с этим предприятием обошел все газеты) предприятия города, области и других регионов уже задолжали свыше 400 млрд. руб., и 11 тыс. тонн бензина будут лежать на складе до тех пор, пока потребители его не оплатят.

Справедливо? Безусловно. Но это означает, что уже на 400 миллиардов рублей (а это больше половины дебиторской задолженности всей области!) «Киришинефтеоргсинтез» по разным причинам отпустил своей продукции не только без предоплаты, но и без оплаты вообще — деньги-то до сих пор не получены. Можно предположить, что поскольку это предприятие выпускает топливо, то за горло его держат постоянно: дай, дай, дай...

А оно — дает...  Дает (будем надеяться, что давало) бесплатно, на основе совершенно внеэкономического принуждения.

Представьте себе на минуточку бензозаправочную станцию — просто бензозаправку, а не Стандарт-Ойл Америки или Европы, где бесплатно, по дружбе наливают канистру бензина. Представили? И я тоже — не представила. А вот из Киришей рекой течет бензин в самых разных направлениях — задарма и совершенно бесплатно. Для предприятия бесплатно, а кто-то на этом хорошо греет руки.

Очень бы хотелось посмотреть структуру дебиторской задолженности этого предприятия. Но я совершенно уверена в том, что мне заморочат голову и правды не скажут, поскольку больше всего меня интересует, когда, кому и при каких обстоятельствах была

отпущена в долг первая тонна бензина...

Оборотистость оборотных средств

Не так давно купить обычный канцелярский стол или электрическую лампочку, не говоря о станках, металле или компьютере, было для каждого предприятия проблемой. За любую копейку отчитывались, как за украденную. Обретенная хозяйственная самостоятельность полностью ликвидировала какой-либо контроль со стороны государства за прохождением финансовых средств по счетам предприятий.

Рабочие «Фосфорита» отследили этот процесс, поскольку возник конфликт между акционерами и руководством акционерного общества, выяснили, кто и кому что отправлял от их имени. А там, где это руководство «свое в доску», никому не приходит в голову проверять, куда, кому и что перечисляется и отгружается. При этом дебиторская задолженность растет. Как, разумеется, и кредиторская.

Пояснение. Дебитор — тот, кому дают в долг деньги или продукцию. Кредитор — тот, кто берет деньги или товары в кредит.

На предприятии «А» Ленинградской области дебиторская задолженность по состоянию на 1 апреля нынешнего года от суммы всех неплатежей составила 55 процентов.

На предприятии «В» рост дебиторской задолженности (единого принципа анализа балансов предприятий у нас, к сожалению, не существует) за четыре месяца текущего года составил более 3 млрд. руб.

На предприятии «С» дебиторская задолженность составляет 172 процента от кредиторской.

При этом состояние оборотных средств предприятий рассматривается совершенно отдельно от этих основополагающих показателей, хотя сделать это можно только искусственно. Оборотные средства предприятий состоят из собственных средств и средств заемных. Последние, в свою очередь, делятся на те, которые направлены в производство, дебиторам и на счета. Если учитывать только те деньги, что пущены в производство, то даже предмета для анализа не возникает — это сумма, стремящаяся к нулю.

Авторы аналитических «Материалов», которые еще предстоит цитировать, делают вывод, что именно дебиторская задолженность является локомотивом неплатежеспособности, главным условием ее возникновения и развития.

По предложенной схеме рассмотреть структуру оборотных средств предприятий Ленинградской области невозможно — никто их с такой точки зрения не анализировал. Тем не менее, 700 млрд. дебиторской задолженности области говорит о многом.

Кого кормим и кто живет за наш счет?

На предприятии «А» Ленинградской области основными дебиторами являются зарубежные фирмы. По контрактам в Англию, Турцию, Чехословакию и Финляндию отправлено продукции более чем на 6 млрд. рублей. И деньги за нее не получены. А что, Западную Европу тоже внезапно охватил кризис неплатежей? Или мы так умудряемся вести внешнеэкономическую деятельность, что помогаем еще и благоденствующим западным странам? Дело в том, что предприятие «А» — совсем не единичный пример. Аналитики, подготовившие для правительства свои заключения, делают вывод, что международные контракты составлены в пользу наших зарубежных партнеров.

Далее предприятие «В». Здесь тоже львиная доля дебиторской задолженности приходится на иностранного партнера. Правда, есть объясняющие эту ситуацию обстоятельства в виде дичайшего в некоторых пунктах российского законодательства. Но важна тенденция.

И только на предприятии «С» все должники в пределах досягаемости. И только на этом предприятии одному из должников предъявлен иск на сумму, составляющую... 8,5 процентов от всей дебиторской задолженности. Разумеется, наших западных коллег мы ни в коем случае не беспокоим и никаких исков им не представляем.

То есть ситуация такова, что огромные суммы долгов за отгруженную продукцию никто почему-то не требует. Настаивают на другом — на изменении системы налогов. Но какое отношение долги могут иметь к налогам? Налоги — это отчисления в бюджет, а долги — неполученная предприятием прибыль и зарплата.

Чтобы выжить, эти самые предприятия ходят по миру с протянутой рукой и вот здесь как раз не просят, а требуют — льготных кредитов, отсрочек платежей, снижения налогов.

В одном, в двух, трех случаях такая ситуация могла бы показаться странной. Но поскольку взаимных долгов в стране существует на сумму 112 триллионов рублей, то экономистам давно пора выводить закономерности.  Таких случайностей не бывает.

В «Материалах»,  опубликованных «Коммерсантом», вывод делается достаточно убийственный:

«За массовой дебиторской задолженностью стоит не неплатежеспобность дебиторов, а товарные ссуды. Ссуживание оборотных фондов в виде товара безусловно выгодно тем, кто санкционировал подобную сделку и получил от этого невидимые комиссионные. Авторы аналитического документа считают, что сегодня это достаточно распространенный механизм перераспределения ресурсов в пользу дебиторов. Понятно, что чем дольше дебитор задерживает плату полученного товара, тем выше его интерес и доход. По потенциальной доходности для узкого круга лиц товарные ссуды дебиторам стали наиболее выгодными теневыми операциями по сравнению с ранее отработанными приемами».

Промышленность как дойная корова коммерции

Систему взаимных неплатежей можно было бы с уверенностью назвать самой крупной и самой массовой аферой ХХ века, поскольку в результате нее была полностью обескровлена, то есть лишена оборотных средств вся промышленность России. Это невозможно было бы сделать, если бы в «афере» вольно или невольно не участвовали абсолютно все промышленники.

Деньги, как известно, не  могут лежать мертвым грузом. Если 112 триллионов рублей не работают в  промышленности, то есть не создают новые материальные ценности, значит они работают в других отраслях — тех самых «сегментах», о которых говорил Черномырдин. А работают они в коммерции, где ежедневно требуются живые наличные деньги. Не случайно все бьют тревогу по поводу неконтролируемого роста денежной массы. В Ленинградской области рост денежной наличной массы значительно опережает рост всей денежной массы, имеющей обращение на этой территории. Впрочем, такое положение существует не только в нашем регионе, но и по всей России. Весенний пакет экономических указов президента страны одной из своих задач ставил как раз обуздание «черного нала».

А откуда, спрашивается, этот нал берется? Да, сейчас, после успешных валютных и торговых операций новоиспеченных коммерсантов ответить на этот вопрос затруднительно. Но когда-то возникла первая наличная тысяча рублей. Или 100 тысяч. Не тогда ли, когда была в долг отпущена первая тонна бензина, угля, первая партия товара или станков?

А помните, как после августа 1991 демократы настаивали на том, чтобы были арестованы все партийные счета и прекратилась перекачка партийных денег в коммерческие структуры? Ничего этого сделано не было. Но что такое партийные деньги по сравнению с деньгами, которые были аккумулированы в промышленности?

Так вот позволю себе высказать предположение, что проблема неплатежей, то есть возникновение дебиторской задолженности предприятий, зародилась в тот момент,  когда все юридические лица (а это в первую очередь именно промышленные предприятия) учредили на свою и на нашу голову всяческие малые, средние и прочие кооперативы. Для них выделись помещения, фонды, на их счета переводились средства. Да и как не отдать им чего-нибудь, когда у них на подходе партия мерседесов...

Еще раз процитируем «Материалы»:

«Очевидно, существуют очень мощные мотивы для одних предприятий «высасывать» ресурсы, а для других отдавать, выступая в качестве доноров. Очевидно и то, что при своей распространенности неплатежеспособность становится механизмом негласного перераспределения ресурсов от добывающих отраслей, энергетики, транспорта и т.д. в пользу — в конечном счете — торгового капитала, который, как правило, отпускает  товары только за живые деньги».

Это и есть тот механизм, который позволяет в больших масштабах безналичные государственные средства превращать в коммерческий капитал и в «черный нал», формирующий наш единственно пока реальный рынок — «черный». Это при том, что наличные операции до сих пор ограничены суммой в 500 тысяч рублей.

«Мне вчера дали свободу. Что я с ней делать буду?»

Очевидно, не стоит заламывать руки и кричать о гибели отечественной промышленности. В процессе кардинальных реформ, которые проходят в нашей стране, перекачка ресурсов из несовершенной, структурно необоснованной, неконкурентоспособной промышленности в другие сектора экономики была неизбежной. Смущает масштаб этого процесса, а главное — полная его бесконтрольность со стороны государства.

Дело в том, что система неплатежей преподана была всей стране как стихийное бедствие, которое налетело на нас подобно Цунами. Когда же мы будем видеть реальную картину происходящего, здраво ее оценивать и говорить друг другу правду?

У нас заработали экономические рычаги в той же промышленности? Нет, производство и распределение материальных ресурсов по-прежнему происходит на основе внеэкономического принуждения, куда оказались вмонтированы чьи-то очень личные, но очень экономические интересы. Так было и до начала перестройки, но тогда государство давало заказ на выпуск промышленной продукции и оплачивало его выполнение.

Теперь госзаказа нет, нет централизованного снабжения и финансирования — и нет сбыта продукции, поскольку неизвестно, какая и в каких количествах она нужна. Сами предприятия определиться не могут, что такое бизнес-план не знают, а потому вымаливают поблажки у ближнего и дальнего начальства.

Хозяйственная самостоятельность промышленных предприятий, о необходимости которой так много писали и говорили лет пять назад, на деле обернулась полной финансовой анархией и безответственностью. Стоит ли говорить о том, что нашлось немало любителей нагреть на этом руки?

В конечном итоге, неплатежеспособность — это неспособность предприятий вести хозяйственную деятельность вне жесткого государственного контроля и неспособность государства разработать экономическую стратегию и защитить свои интересы. Промышленность, несмотря ни на что, является национальным достоянием, исчисляемым миллиардами и миллиардами долларов. Молча взирать на то, как из нее откачиваются оборотные средства, может позволить  себе только государство, у которого есть еще одна промышленность. Про запас.

Но про запас у нас нет ни другой промышленности, ни другого сельского хозяйства, ни других рабочих, ни других управленческих кадров...

Кстати, и страны другой — про запас — у нас тоже нет.

Хорошо говорить Явлинскому, что он заменит в Москве всех управленцев. На Москву, может быть, они и найдутся. А на всю остальную Россию? Возможно, справедлив тезис о том, что судьба революций и переворотов делается в столице. Но вот судьбу российской промышленности столица определить не способна.

В одном Москва права — в том, что нельзя проводить взаимозачеты. Провести их — значит  чохом отпустить грехи всем: и неумелым управленцам и настоящим  преступникам, сколотившим на системе неплатежей целые состояния.

Играем в рынок и держим рот на замке

Для того, чтобы проанализировать сложившееся в промышленности положение, не нужно обладать специальными знаниями — фактов у каждого наберется больше, чем достаточно. Тем более удивительно, что наши знаменитые экономисты уровня Гайдара и Явлинского не могут объяснить простых вещей, которые сами бросаются в глаза: сумма неплатежей уже почти в два раза превысила дефицит российского бюджета нынешнего года (по прогнозу он должен составить 62 триллиона рублей).

Те сложности, которые встали на моем пути при подготовке данного материала, невольно наводят на размышления о том, какая же информация ложится на стол высоким начальникам, которые принимают решения? Экономическая информация на практике оказывается закрытой, засекреченной или искаженной, как это было при советском государстве.

Видимо, и сейчас «наверх» проходят только победные реляции о том, какие «сегменты рынка» мы уже построили. Зачем же мы обманываем самих себя, даже если узнать, сколько исков по дебиторской задолженности находится в делопроизводстве арбитражных судов, так трудно? Какие уж тут рыночные отношения...

Большинство предприятий объясняют невозможность взыскания просроченной задолженности через систему арбитражных судов тем, что у них нет денег на уплату госпошлины. Один из последних указав президента страны как раз исправил это положение. Но именно указ президента и отказалась обсуждать со мной  Людмила Александровна Болотова, заместитель председателя арбитражного суда Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Вопрос ей показался некорректным.

Наверное, Людмила Александровна была очень рада, что так просто и легко, с помощью обыкновенного российского хамства, отделалась еще от одного журналиста, который что-то захотел узнать. Гораздо спокойнее, когда информация находится под личным контролем, тем более что информация сегодня — тот  же товар, который продается и покупается.

Ну а что касается вас, дорогие читатели, то вам этого всего и подавно знать не положено...

***

Материал я написала. Но он оказался подцензурным. Закона о свободе печати никто не читал, даже редактор газеты «Вести» Слава Чичин (скончался в нынешнем, 2020, апреле). Миша Михайличенко, зам. редактора дал на материал добро, но он попал в секретариат к Черенкову и в руки к Евдокимову (удивительное существо, живое при любой власти). И Евдокимов, пылая праведным гневом, понес мои неплатежи к Чичину и сказал: «Этого нельзя печатать ни в коем случае».

Через месяц, наверное, материал вышел — искромсанный «цензурой» до неузнаваемости. В нем уже никакого смысла не было. И я его не писала.

Если неплатежи — механизм создания новых секторов экономики в нашей стране, то искромсанный материал — свидетельство главной доминанты нынешней журналистики. Она не подцензурная, она принадлежит главным редакторам. Какое у главного редактора видение жизни — таково и его издание. Мне еще в «Смене» всеми уважаемый (и мной тоже) Сергей Балуев говорил: «Это не будет напечатано, потому что я главный редактор». И все.

При этом профессиональным у нас остается единственное издание — «Коммерсант». Но он для кого? Вот именно… Есть, конечно, и другие, я их иногда даже читаю. Но профессионального взгляда они не выдерживают. Что в КП со шрифтами делается — уму непостижимо…

Так что есть сегодня единственная свобода слова (завоеванная в 90-х на баррикадах) — интернет. Сижу за компьютером и что-то ставлю в ФБ, где, конечно, ни у кого не хватит сил и терпения мои неплатежи прочитать. Ну что ж, судьба такая, значит.